Пепел Бикини (Художник В. Трубкович) - Страница 41


К оглавлению

41

— Запретить американцам хозяйничать в Японии и на океане! Пусть взрывают свои бомбы в Америке! Оратор поднял руку, и все стихло.

— Если мы, вся Япония, все простые и честные люди нашей многострадальной родины, не скажем этого, не схватим убийц-атомщиков за руку, мы погибнем. Помните это, жители Коидзу! Конечно, многие из вас до сих пор думают: мое, мол, дело сторона, я рыбак, политикой не занимаюсь… Но если бы мы догадались заняться этой политикой раньше, кто знает… может быть, был бы сейчас жив Кубосава… Склады судовладельцев ломились бы от рыбы, покой и тишина были бы сейчас в Коидзу и во всей Японии. Но мы не хотели заниматься политикой… и вот стоим у ворот кладбища и скорбим над прахом первой жертвы водородной бомбы. Как будто мало было жертв и без этого!.. Долой убийц! Долой предателей! Да здравствует свободная и демократическая Япония!

Под крики и рукоплескания оратор сошел с импровизированной трибуны. Губернатор наклонился к уху стоявшего впереди мужчины в соломенной накидке и спросил тихо:

— Кто это?

Тот, не оборачиваясь, бросил:

— Сын старого Комати. Из Токио. Специально приехал хоронить земляка.

— Он настоящий бунтовщик, — проговорил начальник полиции над ухом губернатора.

Тот пожал плечами:

— Почему? Пусть себе болтает… О демократической и независимой Японии пишут во всех наших газетах, даже в правительственных. А то, что он называет американцев убийцами… Какое нам дело? Или вы, господин начальник полиции, так уж преданы американцам?

— Нет, но…

— Мы с вами — японцы, господин начальник, — внушительно сказал губернатор. — Не будем мешать нашим соотечественникам выражать справедливую скорбь.

Маленькие глазки начальника полиции вращались, словно у китайской куклы.

— Но ведь от этаких выступлений недалеко и до красной пропаганды!

— А это уже другое дело. Тут надо быть начеку. Тогда вы…

На возвышении появилась маленькая женщина в мокром белом одеянии. Губернатор читал на ее худом, землистом от горя лице всю историю страшных для нее последних недель. Она провела рукой по глазам, глубоко вздохнула и заговорила тоненьким голосом:

— Дорогие земляки и друзья! Вы все знаете, мой муж был честный рыбак и хороший человек. Он никому не причинял зла. И вот его убили. Убили те же самые люди, которые сбросили на нашу страну атомные бомбы. Тогда они сожгли и искалечили много людей. Теперь они придумали еще одну бомбу, и жертвой ее опять оказалась Япония. Смертоносная пыль, «пепел Бикини» отнял у меня мужа и изувечил его товарищей. И я вас спрашиваю: зачем все эти мучения, зачем эти жертвы, когда мы, наши семьи могли жить спокойно и счастливо?.. Ненавижу, ненавижу… эти атомные бомбы, атомные болезни, тех, кто их создает! Нужно остановить их! Помешать им, чтобы мой муж был последним убитым…

В мертвой тишине, наступившей после того, как Ацуко Кубосава, трясясь от рыданий, сошла с помоста, губернатор услыхал за спиной у себя какую-то возню. Он оглянулся. Начальник полиции старался вырвать из рук молодого пария в брезентовом плаще пачку листовок. Ни тот ни другой не произносили ни звука. Губернатор повелительным движением руки остановил полицейского.

— Дайте мне, — сказал он.

Парень, бледный от волнения, протянул ему листок. В нем было написано: «Долой водородную бомбу! Долой правительство Иосида, превращающее Японию в атомный полигон! Долой американцев из Японии! Подписывайтесь под воззванием о запрещении атомного и водородного оружия!»

— Кто вы такой? — строго спросил губернатор.

— Студент.

— Зачем вы здесь? Разве рыбаки Коидзу не разберутся в своих делах без вас?

— Это дело не только рыбаков Коидзу. Это дело всей Японии. И если вы японец, вы подпишете воззвание.

Губернатор медленно смял листовку и швырнул ее под ноги.

— Убирайтесь-ка поживее отсюда, молодой человек, — сказал он, — и не попадайтесь мне больше на глаза.

Студент попятился и исчез в толпе. Начальник полиции покосился ему вслед и сказал с раздражением:

— Я бы его взял в кутузку и продержал бы там на прошлогодней соленой треске с месяц!.. Этих столичных смутьянов нельзя подпускать к провинции и на пушечный выстрел.

— Что делать, — вздохнул губернатор. — В наше время иногда приходится быть либералом. Впрочем, лучше пусть болтают, чем стреляют. Я в этом убежден, господин начальник полиции.

«Губернатор стал идеалистом… или сошел с ума». Начальник полиции недоумевал. В этот момент на помосте появилось новое лицо.

— Американец? — пробормотал кто-то растерянно. — Вот наглец!

Раздались насмешливые и возмущенные крики. Но американец не смутился. Вертя в руках лист бумаги, он терпеливо ждал. Понемногу шум утих.

— Господа! — начал американец. — Я — советник американского посольства Грэхэм Корн. Прежде всего разрешите мне выразить от своего имени, от имени моего правительства и от имени моего народа глубокое и искреннее соболезнование по случаю безвременной кончины Кубосава-сан…

Он говорил по-японски чисто, почти без акцента, и это немного примирило слушателей с ним.

— Весь мир, все люди доброй воли скорбят вместе с вами, объятые жалостью к осиротевшей семье покойного. Нет слов, какими можно было бы смягчить эту тяжелую утрату. Американское правительство сделало все возможное, для того чтобы спасти Кубосава-сан. Лучшие доктора…

Американцу не следовало бы говорить об этом.

— Знаем мы американских докторов! — закричали в толпе.

41