Нортон покачал головой:
— У меня в отделении огромный архив подобных бумаг. Должен признать, что ваша логика безупречна. И ваш вывод?
— Несомненно, они поражены жесткой радиацией.
— Но интересно, — продолжал Нортон, — что вы думаете об этом пресловутом пепле? Какую он играет роль в вашей логике?
— Право, не знаю, мистер Нортон. Вы слишком многого хотите от меня. Я ведь всего-навсего терапевт… Хомма, их мальчишка-кок, привез нам немного — граммов пятьдесят. Обыкновенный известняк.
Рука Нортона с сигаретой остановилась на полпути ко рту.
— Известняк… — проговорил он и вдруг торопливо закивал головой. — Да, разумеется, известняк, мел, кораллы… И вы не заметили в нем ничего особенного?
— Особенного? Нет. А вы полагаете, что он, этот известняк, имеет какое-нибудь отношение…
— О’кэй, коллега! — Нортон притушил сигарету в пепельнице и выпрямился. — Теперь мне все совершенно ясно, и я могу рассказать вам, что случилось.
Доктор Митоя вежливо-удивленно поднял реденькие брови.
— Дело в том, — продолжал Нортон, — что вы оказались очень недалеки от истины, предположив, что ваши рыбаки явились жертвой мощного радиоактивного излучения. Но это не была жесткая радиация, то есть гамма и нейтронное излучение в момент взрыва, хотя, возможно, ваши пациенты могли пострадать и от нее. Вы, очевидно, читали в газетах, что первого марта на небольшом атолле в районе Бикини было проведено испытание новейшего сверхмощного вида оружия — термоядерной, или, как ее чаще называют, водородной бомбы.
Митоя молча кивнул.
— Чудовищной силы взрыв, — продолжал Нортон после минутной паузы, — измельчил в порошок атолл, поднял миллионы тонн этого порошка на воздух и разбросал на сотни миль вокруг.
— «Небесный пепел», — пробормотал Митоя.
— Это и был «небесный пепел», совершенно верно. Но самым страшным оказалось то, что этот пепел — не просто известковая пыль. Вы знакомы с основами ядерной физики?.. Нет? Жаль. Постараюсь объяснить популярно. Температура в десятки миллионов градусов, возникшая в момент взрыва, придала элементарным частицам — продуктам термоядерной реакции — такие скорости, что они получили возможность проникать в ядра атомов всех веществ, находящихся в районе взрыва: в ядра атомов солей океанской воды, газов, из которых состоит воздух, а также в ядра атомов, входящих в состав коралла и материалов, из которых была построена оболочка бомбы. Как правило, всякий атом, ядро которого захватило постороннюю частицу, становится радиоактивным. Теперь вы понимаете, коллега? Излучение непосредственно от взрыва могло и не угрожать рыбакам, поскольку оно поглощается на сравнительно недалеких расстояниях от эпицентра. Но масса радиоактивной коралловой пыли, осыпавшая их с неба, оказалась для них роковой. По виду она ничем не обнаруживала своих страшных свойств. И несчастные дышали ею, она попадала им с пищей, забивалась в уши, в глаза, в складки кожи в течение нескольких дней… Известно, коллега, что рыбаки в плавании не отличаются чистоплотностью… Плыли домой, а радиация делала свое дело, и только теперь ее действие стало сказываться в полной мере. Можно представить себе, как в клетках живого человеческого организма молекула за молекулой рушится под ударами смертельного излучения, как…
— Мне все ясно, мистер Нортон, — прервал его Митоя. Он морщился, словно от боли. — По-моему, это очень похоже на преступление.
Нортон насупился:
— Вы понимаете, коллега, мне не приходится оправдываться. Это большая неприятность. Очень большая. Но, по-моему, вы сгущаете краски. Преступление… Я бы сказал, несчастный случай. Вашим рыбакам просто не повезло, вот и все. И, если это вас утешит, пострадали не только они. Проклятой пылью были осыпаны все близлежащие атоллы, в том числе два или три обитаемые. Поражено более двухсот туземцев и несколько американцев. Правда, пострадавших сразу же отправили в госпиталь на Кваджелейн, и их состояние, кажется, более не вызывает опасений. Если бы капитан «Счастливого Дракона» догадался подать сигнал бедствия, с его экипажем тоже было бы все в порядке. И потом, кто виноват, что они забрались в запретную зону?.. Не смотрите на меня так, будто я виноват во всем случившемся. Конечно, наши военные проявили известную неосторожность. Поверьте мне, я никогда не был сторонником этих… этих экспериментов. Но наше дело — лечить, а не разбираться в сложных и спорных политических вопросах.
Он помолчал, покусывая нижнюю губу.
— Скажите, пожалуйста, коллега, как вы намерены лечить этих людей? Насколько мне известно, у вас и у вашего персонала нет ни необходимых знаний, ни оборудования, ни медикаментов. Или я ошибаюсь?
Директор госпиталя склонил голову в знак того, что гость не ошибается:
— Убедившись в правильности моих догадок относительно природы их заболевания, я сразу же решил обратиться к профессору Удзуки. Сегодня я звонил к нему и просил зайти, но… — Митоя был настолько раздражен, что позволил себе подпустить собеседнику шпильку, — у господина профессора Удзуки, вероятно, и без того слишком много дел подобного рода. Он так и не пришел.
— Да, — спокойно подтвердил Нортон, — за последнее время в отделения нашей комиссии поступили новые партии жителей Хиросимы и Нагасаки с рецидивом лучевой болезни. Дела сейчас там по горло и для наших и для ваших специалистов. Но мистер Удзуки не пришел к вам по другой причине.
— А именно?
— По предложению властей, он подготавливает для экипажа «Счастливого Дракона», в том числе и для ваших пациентов, места в другом госпитале — в Первом национальном.